Стихотворения (1927) - Страница 36


К оглавлению

36
Десять лет —
                      сразу не минуют.
Десять лет —
                      ужасно много!
А мы
        вспоминаем
                            любую из минут.
С каждой
               минутой
                             шагали в ногу.


Кто не помнит только
переулок
              Орликов?!
В семнадцатом
                         из Орликова
выпускали голенькова.
А теперь
              задираю голову мою
на Запад
              и на Восток,
на Север
               и на Юг.
Солнцами
                окон
                       сияет Госторг,
Ваня
        и Вася —
иди,
       одевайся!


Полдома
              на Тверской
(Газетного угол).
Всю ночь
               и день-деньской —
сквозь окошки
                      вьюга.
Этот дом
               пустой
орал
        на всех:
— Гражданин,
                      стой!
Руки вверх! —
Не послушал окрика,—
от тебя —
                мокренько.
Дом —
            теперь:
                        огня игра.
Подходи хоть ночью ты!
Тут
      тебе
              телеграф —
сбоку почты.
Влю-
        блен
                весь-
                         ма —
вмес-
         то
             пись-
                      ма
к милке
            прямо
шли телеграммы.
На Кузнецком
                      на мосту,
где дома
              сейчас
                         растут,—
помню,
           было:
пала
        кобыла,
а толпа
            над дохлой
голодная
               охала.
А теперь
              магазин
горит
         для разинь.
Ваня
        наряден.
Идет,
         и губа его
вся
      в шоколаде
с фабрики Бабаева.


Вечером
              и поутру,
с трубами
                 и без труб —
подымал
              невозможный труд
улиц
        разрушенных
                             труп.
Под скромностью
                            ложной
                                        радость не тая,
ору
      с победителями
                                голода и тьмы:
— Это —
               я!
Это —
          мы!

БЫЛО — ЕСТЬ


Все хочу обнять,
                           да не хватит пыла,—
куда
       ни вздумаешь
                              глазом повесть,
везде вспоминаешь
                                то, что было,
и то,
        что есть.
От издевки
                  от царёвой
глаз
       России
                   был зарёван.
Мы
      прогнали государя,
по шеям
              слегка
                         ударя.
И идет по свету,
                          и гудит по свету,
что есть
             страна,
                        а начальствов нету.
Что народ
                трудовой
                               на земле
                                             на этой
правит сам собой
                            сквозь свои советы.
Полицейским вынянчен
старый строй,
                      а нынче —
описать аж
                  не с кого
рожу полицейского.
Где мат
             гудел,
                       где свисток сипел,
теперь —
               развежливая
                                   «снегирей» манера.
Мы —
          милиционеры.
Баки паклей,
                    глазки колки,
чин
      чиновной рати.
Был он
            хоть и в треуголке,
но дурак
              в квадрате.
И в быт
             в новенький
лезут
         чиновники.
Номерам
               не век низаться,
и не век
             бумажный гнет!
Гонит
         их
             организация,
гнет НОТ.
Ложилась
                тень
                       на все века
от паука-крестовика.
А где
        сегодня
                     чиновники вер?
Ни чиновников,
                        ни молелен.
Дети играют,
                     цветет сквер,
а посредине —
                        Ленин.
Кровь
         крестьян
                       кулак лакал,
нынче
          сдох от скуки ж,
и теперь
              из кулака
стал он
            просто — кукиш.
Девки
          и парни,
помните о барине?
Убежал
            помещик,
раскидавши вещи.
Наши теперь
                     яровые и озимь.
Сшито
           село
                   на другой фасон.
Идет коллективом,
                              гудит колхозом,
плюет на кобылу
                           пылкий фордзон.
Ну,
     а где же фабрикант?
Унесла
            времен река.
Лишь
         когда
                  на шарж заглянете,
вспомните
36